Той ночью Ангел вернулась из лесного клана, подарив великий дар Милосердия последним из больных котов. Она узнала о смерти своей дочери: ей передали эту новость бойким, но задыхающимся от быстрого бега учеником. Жизнь жестока и несправедлива, но прекрасна в каждом своём проявлении, и Ангел не сомневалась, что и Молитва стала прекрасна, как только избавилась от гнёта пожирающего её живую красоту мора. Освободившись, погибнув, её дочь могла стать даже более прекрасной, стать самим совершенством Свободы духа. Понимающая это мать не могла, однако, справиться со сжимающим её сердце и душу чувством опустошения от потери самой близкой кошки в её жизни. Ничто, даже рациональное осмысление смерти тяжело болевшей кошки, не могло помочь Ангел пережить эту утрату. Здесь нужно было время, много времени.

Ангел стряхнула с себя налипший на неё снег. Она уже поохотилась, и сейчас тощая белка безжизненно свисала в её пасти, а через минуту тяжко упала на промёрзшую землю норы Ангел с глухим шлепком. Ангел недовольно перевернула дичь лапой: та послушливо-подвижно приняла столь неестественно-прекрасное положение, что невозможно было отвести от него взгляд, но Мила просто и пусто смотрела на белку, а затем принялась её есть: без звука, даже без вздоха. Одиночество, которое полностью овладело жизнью Ангел в последние дни, не нуждалось ни в эмоциях, ни в звуках: невидимое, неслышимое, недвижимое, но такое тяжёлое.