Аарен наконец перестала хныкать и посмотрела на свою подругу:
— Что я должна делать? Я готова.

Кошка помотала головой:

    — Не смей убивать моего Оливера. Западная Птица, я верю тебе, — кошка вздохнула и отправилась в ту сторону, в которую, как ей указал Лучезарный, убежал Оливер. Кошка знала его достаточно хорошо, и понимала, что Оливер, старый Оливер, обязательно бы явился на её зов. Почему бы и старому не выйти? Кошка кричала протяжно, грустно, с лёгкой надеждой в голосе: — Оливер! Оливер, пожалуйста! Вернись! Где Кит? Пожалуйста, Оливер! Вернись!

     Западная Птица тем временем уже устроилась за какими-то досками в этом переулке, с другой стороны, за мешками, разместился Лучезарный. В воздухе витал городской смрад, а оттого дополнительно отбивать запах могло бы и не понадобиться. Аарен кричала не слишком долго, когда за Разбитой раздался старческий голос, чуть дребезжащий, с лёгкой, свойственной старости старых пройдох хрипотцой, при этом голос был живой, подвижный, с некоторой хитринкой, выдающей характер его владельца.

     — Ишь как надрывается, словно услышит её кто... Ой, а вы что, никак в засаде сидите? — в голосе не было слышно издевательства, только иронии.

     Обладателем голоса был серый кот, старый, лохматый, с грязной тонкой шерстью, топорщащейся клоками, с жёлтыми глазами, из которых видел лишь один: второй был поддёрнут плёнкой, не позволяющей что-либо увидеть, — катарактой. На коте сияла ухмылка, хитрая, но не злобная, так усмехаются те, кто видят выгоду и вот-вот выиграют в азартной игре, слегка подтасовав результаты.